Постнеклассическая психология 2005, № 1
Кутузова Д.А.
«БЫТЬ СЕМЬЕЙ»: ВЗГЛЯД С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ СОЦИАЛЬНОГО
КОНСТРУКЦИОНИЗМА.
ОБЗОР РАБОТ Л.БЕЛЛЫ И ЕЕ СОТРУДНИКОВ
В обзоре представлены теоретические и эмпирические исследования процесса образования и существования семьи в современном обществе, выполненные в русле подхода социального конструкционизма. В отличие от традиционно принятых в психологии и социологии структурно-функциональных определений, социальный конструкционизм подчеркивает процессуальный аспект жизни семьи. Представление о семье конструируется людьми с учетом условий времени, места и социального контекста. Основными аспектами того, что означает «быть семьей», с точки зрения Л.Беллы являются Длительность, Забота и «общее домашнее пространство». Эмпирические работы посвящены особенностям семейной жизни в студенческом городке, в семьях, состоящих из бабушек и внуков, а также в домах престарелых.
Ключевые слова: семья, социальный конструкционизм, фамилизм, маргинализация, отношения, процесс.
Современные семьи настолько разнообразны, что уже не вписываются в традиционные социологические и психологические представления о том, что такое семья. В 2002–2003 году группа канадских исследователей под руководством профессора Лесли Беллы (Leslie Bella) провела серию исследований, посвященных разработке системы социально-конструкционистских представлений о том, что значит «быть семьей», и их эмпирической проверке[1].
В первую очередь, Лесли Белла и ее коллеги подвергают сомнению структуралистское определение семьи как «ячейки общества», некой целостной структурной единицы. Они считают, что подобное определение закрывает от нас значительную долю тех ценностей, ради которых мы и поддерживаем семейные отношения. Они придерживаются мнения о том, что каждый человек сам активно создает то социальное окружение, в котором живет, и предпочитают говорить не о том, что такое семья, а о том, что значит «быть семьей»: как мы организуем свою совместную жизнь с теми, о ком мы заботимся. Представление о семье как некой структурной единице, обладающей набором «необходимых и достаточных» свойств, доминирующее в психологии, социологии и социальной работе, может оказаться средством притеснения многих людей в современном мире разнообразия и мультикультурализма. Общественность, включая как профессионалов-«семьеведов», так и «обычных людей», все время явно или скрыто сравнивает конкретную семью, с которой сталкивается, с «нормальной» — в результате уникальность семьи игнорируется, и взаимоотношения с ней строятся неэффективно и неадекватно, а в некоторых случаях мы можем говорить о дискриминации и маргинализации.
Что значит «быть семьей»[2]? Это процесс, в котором мы создаем с другим человеком (людьми) длительные и устойчивые к невзгодам близкие отношения взаимной заботы. Таким образом, в этом процессе можно условно выделить три аспекта: устойчивость (во времени и по отношению к невзгодам), заботу и близость. Авторы считают, что эти составляющие являются сутью любых хороших семейных отношений, как в семье традиционного типа, так и в альтернативных способах быть семьей. Подобный подход близок позитивной психологии, социальной работе, ориентированной на сильные стороны, а также нарративному подходу в практико-психологической работе с людьми. Концептуализация «бытия семьей» как процесса — проявление социально-конструкционистской, постмодернистской точки зрения. Традиционное представление о семье как структурной единице, характеризующейся определенными особенностями взаимоотношений, не позволяет увидеть и осознать всю ту работу, которую члены семьи постоянно делают для того, чтобы в их семейных отношениях присутствовали терпение (здесь мы будем употреблять это слово как синоним устойчивости), близость и забота. Исследование альтернативных способов быть семьей может сделать процессы со-творения терпения, близости и заботы более очевидными.
Учебники по социологии и психологии семьи, как правило, начинаются с классического определения семьи как структурной единицы: «семья — это относительно стабильная группа людей, объединенных узами кровного родства, усыновления и брака, проживающая вместе с целью продолжения человеческого рода»; семья может существовать в разных формах и выполнять различные функции. Рассматривая семью с исторической точки зрения, социологи пришли к выводу, что основной формой существования семьи следует считать расширенную семью или клан, тогда как нуклеарная[3] семья является в значительной степени результатом индустриализации. Идеология, поддерживающая идею о том, что семья как целое обладает собственной ценностью, большей, чем объединенная ценность ее членов, получила название «фамилизм» (от лат. familia — семья). Фамилизм придает брачным отношениям привилегированный статус по сравнению с другими формами существования семьи. В обществах, где существуют различия в правах между мужчинами и женщинами (не в пользу последних), интересы семьи отождествлялись с интересами патриарха-главы семьи.
В конце двадцатого столетия консервативные критики общества в один голос заявили об упадке и разложении института семьи, предрекая моральное падение людей и социальный кризис. Некоторые из этих критиков обвиняли государство в подрывании традиционной семьи, потому что оно-де вступает в коалицию с матерью и ребенком, маргинализуя при этом отца. Другие критики были более осторожны. Popenoe (1988) видел причины упадка традиционной семьи в том, что количество ее функций сократилось с развитием системы общего образования и здравоохранения, а также в том, что у семьи меньше власти и она менее стабильна. Идеология фамилизма, считал он, уступает место принципам самоопределения и эгалитаризма. Он отмечал, что можно говорить о феномене «постнуклеарной семьи», в которой один (максимум — два) ребенка, домашнее хозяйство также сведено к минимуму, а функции создания эмоциональной близости, сексуального удовлетворения и воспитания детей больше не связаны друг с другом намертво и могут быть распределены между разными людьми.
Сейчас в западном мире наблюдается тенденция к уменьшению количества детей в семьях, уменьшается размер расширенной семьи. В старшем поколении количество двоюродных братьев и сестер и прочих отдаленных родственников еще велико, тогда как в среднем и младшем поколении оно существенно меньше. В результате получается так, что количество членов семьи, способных ухаживать за стариками, оказывается меньше, чем количество стариков.
Традиционное определение семьи исключает альтернативные способы быть семьей, отклонения от «нормальной» нуклеарной семьи. Очевидный пример: акцент на функции продолжения рода маргинализует однополые семьи и семьи сиблингов, где нет и сексуальных отношений. Несмотря на постепенно возрастающую в некоторых кругах общества терпимость по отношению к геям и лесбиянкам, пока еще бытует представление о гомосексуализме как об определенном отклонении, патологии, дефицитарности. Не получают в глазах западного человека статуса «нормальных» семьи, где у мужчины несколько жен (например, мусульманские). Также не считается нормальной семьей родовое сообщество, где функцию воспитания подрастающего поколения берет на себя все сообщество. Так, например, живет традиционное общество островов Самоа, где ребенок может выбрать, с какими взрослыми он будет жить; он не обязан жить со своими биологическими родителями, а у родителей нет на него особых прав. Система социального обеспечения в западных странах, ориентирующаяся на традиционное определение семьи, может проигнорировать тот факт, что ребенок, не живущий с биологическими родителями, получает уход и воспитывается членами сообщества, церковного прихода, расширенной семьи и т.п., и посчитать необходимым помещение ребенка в детский дом или в приемную семью — в обоих случаях, к чужим людям. В некоторых культурах в состав семьи входят также крестные родители и дети. В странах, где сосуществуют западное и традиционное общества, нередки конфликты между государственной системой социального страхования и родовыми общинами аборигенов.
Традиционное определение семьи предписывает мужчинам и женщинам разные семейные роли и функции. Женщины — «хранительницы очага» — отвечают за психологический климат в семье и за воспитание детей, передачу им культурных требований в отношении поведения, тогда как задача мужчин — обеспечивать семью материально; их роль в воспитании сводится к осуществлению дисциплинарных санкций. Мнение мужчины считалось основным фактором в принятии важных решений. Критики феминистского толка обозначили такое распределение ролей в семье как «фамилистское» и «патриархальное», и помогли подвергнуть сомнению, деконструировать это представление, чтобы показать, насколько различно воспринимают разные члены семьи подобное положение вещей. Современные исследования показывают, что распределение семейных ролей между мужчинами и женщинами может быть более гибким: так, в отцовстве может быть существенно выражен элемент эмоционального контакта, а в материнстве — следования правилам и обучения инструментальным навыкам.
Пытаясь преодолеть ограничения традиционного определения семьи, многие исследователи предлагали свои «неудовлетворительные, но реалистичные» определения. Так, например, Маргрит Айхлер (Eichler, 1986, стр. 3) определяет семью как «социальную группу, в состав которой могут входить, а могут не входить взрослые обоих полов, могут входить, а могут не входить дети; взрослые в составе семьи могут состоять, а могут не состоять в браке, могут проживать вместе или по отдельности, могут иметь сексуальные отношения или не иметь таковых». Предполагается, что подобные «неудовлетворительные, но реалистичные определения» подталкивают нас к смене парадигмы в концептуализации семьи, в результате которой возникнет более широкое и одновременно элегантное представление о том, что есть семья, или, в терминологии Лесли Беллы, о том, что значит «быть семьей».
Постмодернистские подходы считают возможным отстраниться от привычной озабоченности структурой и функциями семьи в пользу разнообразных вариантов переживания того, что значит «быть семьей». Представление о семье конструируется людьми с учетом условий времени, места и социального контекста. Когда мы даем то или иное определение семье, мы тем самым совершаем политический акт, своей властью включая в состав семьи одних людей и исключая других. По мнению Беллы и ее коллег, семья — это сложная сеть взаимоотношений, которая не существует как данность, а воссоздается и пересоздается в каждый момент в определенной «работе чувств» (Hanson, 1997).
На практику социальной работы, особенно — социальной работы с семьями, — существенно повлияла социологическая теория Парсонса и социальная психология. Мы привыкли понимать отдельных людей, семьи, общины и общество в терминах «макро-» и «микросистем», «границ», «среды» и «ролей». Теория систем в применении к психологии — в изначальном — структурно-системном понимании — отразилась в убеждении, что проблемы отдельного человека требуют вмешательства психотерапевта в «семейную систему» и ее реструктурирования. Этот подход импонирует и представителям системы здравоохранения, привыкшим работать с постановкой диагноза и назначением лечения, однако у него есть серьезные ограничения.
Альтернативные подходы к работе с семьей принадлежат к социально-конструкционистскому направлению, и в конце 90‑х годов они стали достаточно популярны, судя по количеству публикаций в журналах, посвященных семье. Однако людям, обученным в структуралистской традиции, трудно бывает перестроить свой понятийный аппарат. Представление о том, что значит «быть семьей», согласуется с социально-конструкционистскими подходами к практике помощи людям, и авторы выражают робкую надежду, что эти идеи могут лечь в основу обучения специалистов помогающих профессий.
В последние несколько десятилетий за рубежом много внимания уделяется исследованиям роли досуга, свободного времени в жизни человека, в частности, семейного досуга. Однако эти работы унаследовали фамилистское предположение о том, что когда семья собирается отдохнуть и поиграть, все ее члены в равной степени воспринимают это как досуг и отдых. Но для женщин это неверно; досуг семьи во многом обеспечивается определенной «невидимой» женской работой, и поэтому необходимо отличать досуг женщины от досуга семьи. Этот факт стал очевидным после того, как Лесли Белла (1992) исследовала роль Рождества в поддержании целостности и идентичности североамериканской семьи, а также вклад каждого из членов семьи в то, чтобы празднование Рождества состоялось, прошло «на ура» и оставило чудесные воспоминания.
«Быть семьей» подразумевает в большей степени общее пространство, а не совместно проводимое ограниченное время. Общее пространство способствует деланию многих вещей параллельно (к чему так склонны женщины) и сосуществованию различных слоев смысла в одном и том же действии.
Государство всегда вмешивается в жизнь семьи: оно определяет, кто имеет право вступать в брак и с кем, какие брачные и подобные им отношения являются приемлемыми, кто достоин быть приемным родителем, задает «необходимые и достаточные» основания для развода и процедуру развода, требует регистрации всех рождений, браков, разводов и смертей. Государству также важно иметь определение семьи, чтобы регулировать иммиграцию. Государство обеспечивает финансовую поддержку отдельным людям и семьям, например, оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком, дотации на детей, защищает наиболее уязвимых членов семьи от жестокого обращения. Поэтому государство не может обойтись без определения семьи. Для него существенным элементом семьи являет домохозяйство, то есть совместное проживание.
Современная семья в большинстве развитых стран уже отходит от модели, где единственным кормильцем является мужчина; женщины, как правило, тоже работают. В Канаде забота о том, чтобы дети не проживали в бедности, выражается в том, что люди, имеющие детей, частично освобождаются от уплаты налогов. Однополые пары настаивают на изменении семейного кодекса в сторону признания их отношений семейными, с сопутствующими правами и обязанностями.
Маргрит Айхлер считает современный семейный кодекс выражением «модели индивидуальной ответственности», и предлагает взамен «модель социальной ответственности». В этой модели:
• уменьшаются межполовые различия в правах и обязанностях;
• семья — это реально существующие отношения, брак не является привилегированной формой семьи;
• родительские и супружеские обязанности могут выполнять разные люди;
• государство взаимодействует с каждым отдельным человеком, а не с семьей как целостностью;
• отношения зависимости и иждивенчества признаются вне зависимости от того, является ли иждивенец кровным родственником или партнером по браку, или не является;
• взрослые члены семьи несут ответственность за свое собственное материальное благополучие и за материальное благополучие других членов семьи;
• как матери, так и отцы обеспечивают материальное благополучие детей вне зависимости от того, проживают ли они совместно с ними;
• как отцы, так и матери ответственны за заботу о детях, эти обязанности (рассматриваемые отдельно от прав) сохраняются независимо от того, проживают ли они совместно с детьми или отдельно;
• общественность разделяет с родителями заботу о детях и иждивенцах; если один из родителей отсутствует или в силу тех или иных причин не может внести свой вклад в заботу о ребенке, общество компенсирует его вклад;
• финансирование заботы о взрослых иждивенцах — ответственность общества, тогда как саму заботу может осуществлять и член семьи; разнополые и однополые пары не различаются в глазах государства (Eichler, 1997, 144–145).
Понимание того, что значит «быть семьей», позволяет нам отделить структуру семьи от семейных ценностей и ближе рассмотреть процессы, связанные с поддержанием длительных отношений близости и заботы. «Быть семьей» — означает состоять в длительных отношениях заботы и иметь при этом общее домашнее пространство. Такое определение указывает на то, что подобные взаимоотношения могут реализоваться как в рамках традиционной семьи, так и за ее пределами, например, в детских домах, интернатах, летних детских лагерях, больницах, домах престарелых и т.п.
Длительность отношений означает, во‑первых, длительность во времени и, во‑вторых, устойчивость по отношению к разного рода трудностям и превратностям судьбы. Хорошие семейные отношения продолжаются, невзирая на невзгоды. Это представление отсылает нас к работам по проблеме риска для семьи, уязвимости и стрессоустойчивости семьи как единого целого. Стрессоустойчивость семьи связана с общими ценностями и целями, наличием ресурсов (у отдельного человека, в семье и в сообществе), а также с открытостью общения (коммуникации) в семье. Опыт преодоления трудных ситуаций и невзгод становится одной из сильных сторон семьи, ресурсом, к которому апеллируют те, кто помогает людям в русле нарративного подхода и подхода, ориентированного на решение.
Идея устойчивости отношений связана также с долгосрочными добровольно взятыми на себя обязательствами (commitment) быть в этих отношениях. Это позволяет отличить краткосрочные отношения от тех, где люди становятся частью жизни друг друга. В традиционном представлении о семье долгосрочные добровольно взятые на себя обязательства связываются с кровными узами и узами брака. Однако в случае кровного родства речь лишь с натяжкой порой может идти о добровольности; добровольная ответственность за других людей возможна и желательна за пределами традиционной семьи. Геи и лесбиянки настаивают на том, чтобы им дали возможность заключать браки, отчасти ради того, чтобы доказать обществу устойчивость своих взаимоотношений и свою преданность друг другу. Обещание волонтера навещать старушку в доме престарелых до самого последнего дня ее жизни, и включенность профессиональной сиделки в жизнь семьи взрослого инвалида отражают подобные долгосрочные обязательства за пределами кровного родства.
Забота также является главной составляющей семейных взаимоотношений. Джоан Тронто определяет заботу как любую деятельность, направленную на поддержание или восстановление любого элемента, входящего в состав нашего жизненного мира, при этом забота о себе, о других людях и природном мире связывается воедино в «страховочную сетку жизни» (Tronto, 1993). Ее представление о заботе как нравственном явлении исходит из более ранней работы Кэрол Гиллигэн об этике заботы (Gilligan, 1982). Таким образом, понимание того, что значит «быть семьей», неразрывно связано для нас с этикой и нравственностью, в смысле нашей ответственности друг за друга и за мир, в котором мы живем.
Тронто выделяет четыре составляющих процесса заботы: первый — неравнодушие, сердечное внимание, утверждение бытия другого человека и радость от наличия отношений. «Работа сердечного внимания» может принимать явно видимую форму организации праздников и семейных торжеств, а также существовать в виде внимания к мелочам, вроде того, чтобы помнить, когда у кого день рождения, кто что коллекционирует и любит на завтрак. Все это требует вложения некоторых усилий и демонстрирует важность и уникальную ценность другого человека для того, кто проявляет сердечное внимание, или особого качества отношений, существующих между двумя или более людьми. Большая часть действий, выражающих сердечное внимание, относятся к «досугу», но их смысл и значимость выходят за пределы «времяпрепровождения». Если мы сердечно внимательны к кому-либо, мы можем понять и предвосхитить его или ее потребности, стать более отзывчивыми и адекватными в проявлении других аспектов заботы. Для многих людей понятие «родной человек» подразумевает взаимность сердечного внимания.
Второй аспект заботы, который можно охарактеризовать как «организационный» — деятельное обеспечение благополучия. Так можно заботиться не только о людях, но о бизнесе, например. Работающая мама деятельно обеспечивает благополучие своего ребенка, выбирая для него хороший детский садик или няню, или съезжаясь с семьей своих родителей. Люди, выбравшие для себя помогающие профессии, занимаются именно деятельным обеспечением благополучия своих подопечных.
Третья форма заботы — непосредственный уход за кем-либо, за ребенком, престарелым, больным или инвалидом; сюда же включается и работа по дому. Уход может осуществляться и на профессиональной основе, этим занимаются няни и сиделки, а также медсестры и медбратья, уборщицы и повара в учреждениях дневного или постоянного пребывания. Когда такая работа выполняется членами семьи, она никак не оплачивается, поэтому и в том случае, когда человек выбирает для себя в качестве профессии уход за теми, кто в нем нуждается, эта профессиональная деятельность оплачивается крайне низко.
Четвертый аспект заботы, по Тронто — принятие заботы от того, о ком ты заботишься сам. При этом признается взаимная природа отношений заботы. Тронто утверждает, что наше общество во многом умаляет и маргинализует тех, о ком заботятся другие, представляя их пассивными потребителями заботы.
В сознании людей перечисленные четыре аспекта заботы постоянно смешиваются. Многие женщины полагают, что раз они обращают сердечное внимание на кого-либо, они должны также непосредственно ухаживать за этим человеком, а если им это не удается, они чувствуют себя виноватыми. Таким образом, одной из задач социальных работников является помощь людям в различении разных аспектов заботы. Мужчинам легче это удается, так как большинство мужчин полагает, что они могут делегировать непосредственный уход за тем, к кому они сердечно внимательны. Мы не всегда можем быть сердечно внимательны к тому человеку, за которым мы присматриваем и ухаживаем: например, взрослый человек может заботиться о престарелом родителе, который когда-то жестоко обращался с ним. В такой ситуации взрослый может испытывать противоречивые чувства, и профессионал, осознающий различные аспекты заботы, может оказаться весьма полезным.
Долговременных отношений заботы недостаточно для того, чтобы «быть семьей». При разработке представлений о том, что значит «быть семьей», Л.Белла исследовала понятие близости (intimacy). Близость подразумевает подробное знание друг друга, особое знание, которое характерно только для этих отношений. Однако понятие интимности часто подразумевает наличие сексуальных отношений, которые в ее представлении о том, что значит быть семьей возможны, но вовсе не необходимы. Интимность также подразумевает откровенность и самораскрытие, также не обязательные в представлении Л.Беллы. Поэтому для обозначения третьего аспекта того, что значит «быть семьей», Л.Белла выбрала термин «общее домашнее пространство» (shared domestic space), подразумевающее наличие разделенных повседневных деятельностей, занятий, обеспечивающих возможность для развития близких доверительных отношений. Очевидно, что общее домашнее пространство возникает, когда ваш любимый человек спит в одной спальне с вами, пользуется той же кухней и ванной. Менее очевиден вариант общего домашнего пространства, когда друг может зайти к вам без стука и достаточно хорошо знает, что у вас где лежит, чтобы не задавать вопросов о том, где хранятся пряности и не пора ли пополнить их запас, чем мыть посуду и куда ее потом поставить (может, опять же, помыть посуду, не спрашивая вашего разрешения). Идея общего домашнего пространства может быть очень полезна при исследовании досуга. Коллективный отдых часто подразумевает создание временного или постоянно существующего общего домашнего пространства. Это понятие помогает нам увидеть, как люди, не проживающие совместно все время, участвуют в повседневных делах, создавая возможности для близости (которая может включать или не включать самораскрытие). Изучение традиционных семей также могло бы весьма обогатиться исследованиями общего домашнего пространства. Работа с бездомными может рассматриваться в контексте потребности в наличии общего домашнего пространства. Этот подход объясняет психотерапевтическую ценность ужинов в церкви, организуемых некоторыми общинами для бездомных, одиноких и малоимущих.
Барбара Уиттингтон (Whittington, 2003) проводила исследование того, что значит «быть семьей», в студенческом городке одного университета в одной из англоязычных провинций Канады. Сейчас контингент людей, получающих высшее образование, в Канаде существенно изменился по сравнению с тем, что было, скажем, лет тридцать тому назад. Во‑первых, в университет поступают не только сразу после колледжа; многие после колледжа идут работать, а потом решают повысить уровень образования, выбирая для этого как заочную, так и очную форму обучения. Значительная часть этих студентов — женщины старше 30 лет. Вторая тенденция изменения контингента студентов — всевозрастающее разнообразие культурной и этнической принадлежности студентов. В университет поступают не только иммигранты, но и представители малых коренных народов канадского Севера. Однако большая часть нормативных документов, задающих условия обучения в вузе и проживания в студгородке, до сих пор не принимает во внимание этих студентов, называя их «нетипичными». Так или иначе, количество семей, проживающих в студгородке, постепенно возрастает. Не стоит сбрасывать со счетов и студенческие семьи, образующиеся во время обучения, так что в студгородке можно встретить и семьи с двумя родителями, имеющими детей, и бездетные супружеские пары, и родителей-одиночек (здесь их больше, чем в среднем по популяции), и даже в некоторых случаях семьи с бабушками и дедушками. Ежегодно в кампусе появляется на свет несколько десятков младенцев.
Семья, живущая в студгородке, сталкивается с достаточно серьезными трудностями. Например, в случае, если оба родителя учатся, то встают вопросы о том, кто, когда и как будет зарабатывать деньги, чтобы содержать семью, как организовать уход за детьми при том, что денег, а тем более времени, часто не хватает? Родителю-одиночке это все тоже знакомо. Добавьте к этому проблемы иммигрантов, для которых английский язык — не родной, родственники и друзья остались далеко, приятелей, живущих поблизости, нет… Если только один из членов семьи учится, то второй может столкнуться с тем, что практически все социальные службы — поликлиника, служба занятости и т.п. — студгородка встретят его в штыки: «Вы у нас не учитесь — мы Вас не обслуживаем».
Барбара Уиттингтон — одна из сотрудниц Центра помощи семье в описываемом кампусе. Она решила применить концепцию Л.Беллы о том, что значит «быть семьей» для анализа работы Центра. Одним из аспектов работы Центра является дискуссионный клуб, и его участники согласились рассказать Барбаре о том, какую роль для них играет Центр, и что «семейного» есть в их общении и взаимодействии с другими жителями студгородка.
Оказалось, что многие воспринимают других жителей студгородка как родственников, а иногда даже — как близких родственников («Никогда бы не подумала, что соседка будет заходить ко мне, как к себе домой, без стука, приносить еду и садиться заниматься, пока ее муж дома развлекает детей! А я могу пойти позаниматься к ней, когда у меня дома слишком шумно»). Семьи, живущие в кампусе, относятся к жизни других семей с вниманием и участием. Например, когда в одной недавно приехавшей семье случился громкий скандал между родителями, одна соседская семья явилась туда и забрала детей к себе, другая семья привела сотрудника правоохранительных органов, а третья постаралась по возможности успокоить ссорившихся и выяснить, как соседи могли бы помочь.
Семьи, живущие в студгородке, часто устраивают общие праздники (дни рождения детей и взрослых, годовщины свадьбы, чествование того, кто получил ученую степень или сдал сложный экзамен). Они собираются вместе, чтобы поговорить; достаточно распространенное явление — сотрудничество в присмотре за детьми, когда родители из нескольких семей по очереди опекают всю ораву детишек (особенно много пользы такая форма кооперации приносит родителям-одиночкам во время сессии). Соседи по кампусу часто сами проявляют инициативу в организации помощи. Когда выяснилось, что жена одного аспиранта, студентка, не может придти на защиту его диссертации, потому что защита приходится как раз на тот момент, когда ее малыши-близнецы спят, и это чуть ли не единственное время, когда она может заняться важным рефератом, соседки организовали «шефство»: сидели с детьми несколько дней до и после защиты, приготовили праздничный стол. Они объясняли это тем, что «ребята из-за этой учебы совсем друг друга не видят; а мы что, чужие люди, что ли, к тому же слепые?»
Однако особо выдающимися, специальными способами «быть семьей» в этом кампусе являются Общественный Огород и Клуб Культур. Общественный Огород был создан на территории студгородка при содействии администрации университета и Центра помощи семье по инициативе студентов, решивших выращивать кое-какие овощи и фрукты своими силами. Это действительно позволяет сэкономить деньги, а также способствует возникновению дружеских отношений между огородниками. Даже если у них нет других тем для разговора, для начала они могут обсуждать подкормку и прополку. В существовании Общественного Огорода проявляются и терпение (оно же устойчивость во времени и по отношению ко всяческим невзгодам), и забота (полив чужого участка, а также принятие права хозяина участка сажать на своей территории что и как в голову взбредет). Сам огород может считаться общим домашним пространством, особенно в периоды сезонных работ.
Клуб Культур появился, когда стало понятно, что традиционные занятия по английскому языку для иностранцев, о которых так просили иммигранты, не пользуются у них популярностью. Было решено устраивать каждый четверг на территории Центра помощи семье (это двухкомнатная квартира в одном из общежитий) посиделки, что-то вроде кулинарных курсов, где представители разных культур готовят свои любимые блюда и обучают этому желающих. Это предложение было воспринято с энтузиазмом. Студенты говорят, что с нетерпением ждут четверга, потому что точно знают, что будет здорово. Они приходят, некоторое время общаются по-английски со знакомыми, потом готовят кучу еды, радостно ее поглощают (при этом всегда спрашивают, не надо ли кому на вечернюю лекцию: тех, кому надо будет уходить, кормят в первую очередь), потом также вместе моют посуду, наводят порядок, болтают. Помещение Центра тем самым становится для них общим домашним пространством; даже самые маленькие дети знают, где включается свет и как открыть холодильник (и достать оттуда сок).
Однако учеба заканчивается, и то одна, то другая семья покидает кампус. Но, как правило, люди — и уезжающие, и остающиеся — продолжают дружить и быть друг для друга семьей. Жаль только, что администрация пока еще мало осознает важность этой стороны учебы в университете.
Мэрилин Каллахан, Лесли Браун, Патрициан Маккензи и Барбара Уиттингтон (Callahan, Brown, McKenzie & Wittington, 2002–2003) изучали семьи, где бабушки брали на воспитание своих же внуков, так как среднее поколение — дети бабушек, родители внуков — в силу проблем, связанных преимущественно с психическим здоровьем, растить собственных детей оказывались не в состоянии. Бабушки при этом принимают на себя троякую задачу: «разобрать» традиционное представление о семье, где биологические родители считаются наилучшими воспитателями для своих детей, создать новую семью для своих внуков, а также сохранить возможность восстановления постоянного участия родителей в воспитании детей.
В состав «традиционной» семьи входят гетеросексуальные мужчина и женщина и их дети. При этом преимущественно заботится о детях именно мать, ставя их интересы выше своих собственных. Данное представление о семье расходится не только с укладом жизни, например, коренных народов, где функцию воспитания детей выполняют так же тетушки и бабушки, но и с большинством современных семей, если учитывать все те семьи, где мать работает.
Если мать по каким-то причинам не может ухаживать за ребенком, вероятнее всего, что это начнет делать именно бабушка. По данным переписи населения США 1990 года, каждый двадцатый ребенок жил с бабушкой, и наблюдалась тенденция к увеличению числа подобных семей, особенно тех, где биологические родители отсутствуют вовсе. Демографически исследования, проведенные в 1999 году, показывают, что каждая девятая бабушка брала на воспитание внука на срок более полугода (как правило, на срок более 3 лет). Тем не менее, не существует программ социального обеспечения, рассчитанных именно на семьи подобного рода, и поэтому бабушки часто весьма ограничены в средствах.
Часто бабушки принимали решение взять ребенка, потому что боялись, что система социального страхования решит поместить его в приемную семью — к чужим людям. Многие бабушки не оформляют официальное опекунство над ребенком, потому что опасаются, что их сочтут не годными для этой роли: в силу возраста или того, что они «не смогли как следует воспитать своих собственных детей».
Воспитание внуков является для бабушек во многом, но не во всем, повторением их опыта родительства. Основное различие в том, что им приходится создавать и поддерживать представление об «отсутствующем присутствии биологического родителя». Они решают делать это зачастую в надежде, что их дети когда-то смогут стать настоящими родителями тем, кого они произвели на свет.
Отдельная проблема, с которой сталкиваются бабушки — как объяснить внукам, почему он не живут с мамой и папой (если те живы), зачем мама родила троих детей, если она не может их воспитывать, и почему она никогда даже не звонит. Бабушки стараются не судить своих детей, но часто разрываются между жалостью к детям и злостью на них. Многие из участвующих в исследовании подчеркивали то, что в этот раз (воспитывая внуков) они стремятся не допустить тех ошибок, которые были допущены при воспитании детей.
Другие бабушкины дети, как правило, принимают близко к сердцу, что их мама взяла на воспитание их племянника или племянницу, но некоторые это одобряют и стремятся помочь, а некоторые — нет. Существенную поддержку бабушкам оказывают их подруги. Бабушки прикладывают много усилий, чтобы поддерживать контакт с различными родственниками (сводными братьями и сестрами внуков, новыми семьями родителей и т.п.), чтобы у внуков было чувство принадлежности к семье, а также для того, чтобы было кому позаботиться о внуках, если с бабушкой, не дай Бог, что-нибудь случится.
Дженнифер Карсон, Юдит Фолькль и Фрэнсис Макгуайр (Carson, Voelkl and McGuire, 2003) изучали, можно ли рассматривать совместное проживание людей, страдающих старческим слабоумием, в доме престарелых в качестве способа «быть семьей».
Исследование проводилось в одном частном доме престарелых, где в тот момент проживало пятнадцать женщин и один мужчина в возрасте от 76 до 93 лет. Все они имели диагноз «старческое слабоумие», были не в состоянии сами себя обслуживать (в разной степени), теряли ориентацию в пространстве (блуждали); у некоторых наблюдался практически полный распад речевых функций. Исследователи еженедельно посещали данное медицинское учреждение и в качестве включенных наблюдателей участвовали в его повседневной жизни. Также проводились интервью с некоторыми престарелыми, направленные не на вспоминание событий прошлого, а на актуализацию различных переживаний текущего периода. Исследователи хотели выяснить следующее:
Воспринимают ли обитатели дома престарелых устойчивость отношений с другими обитателями и с обслуживающим персоналом?
Воспринимают ли обитатели дома престарелых устойчивость отношений с членами своей семьи в традиционном смысле этого слова, невзирая на слабоумие и потерю памяти?
Считают ли обитатели дома престарелых других обитателей и/или обсуживающий персонал своей «семьей»?
Насколько забота о себе, о другом человеке и об окружающей обстановке помогает удержать распадающийся жизненный мир обитателя дома престарелых?
Способствует ли общее домашнее пространство и общее времяпрепровождение развитию близких, доверительных отношений между обитателями дома престарелых (а также обслуживающим персоналом)?
Как именно окружающая обстановка способствует или препятствует развитию этих близких, доверительных отношений?
Качественный анализ более 200 часов записей во время включенного наблюдения, полевых заметок и интервью позволил выделить несколько тем, указывающих на то, что «быть семьей» — это переживание, составляющее центральный аспект «человечности».
Первая тема — поддержание и сохранение человеческого облика: собственного достоинства, чувства самоценности, любви и привязанности.
Большинство представителей обслуживающего персонала этого дома престарелых полагают, что их подопечные не способны принимать простейшие решения (что надеть, сколько съесть, когда ложиться спать). В сочетании с тем, что обслуживающий персонал считает следование правилам и облегчение функционирования заведения в целом более значимым, чем гибкий, индивидуальный подход, подобные убеждения ведут к использованию персоналом директивного языка и поведения (например, исследователь наблюдал, как нянечка пыталась кормить с ложечки старушку той едой, которую та сознательно отказывалась есть). Такое обращение подрывает веру в себя и чувство собственного достоинства у обитателей дома престарелых; в ответ на это они либо открыто бунтуют, либо тихо саботируют указания нянечек («Сегодня вы заставляете меня петь в хоре, а завтра велите на голову встать?»).
Наша культура очень ценит интеллект и способность делать что-то «общественно-полезное». Поэтому, по мере развития слабоумия, утраты памяти и т.п. страдает чувство самоценности человека; в домах престарелых персоналу следует подбирать для обитателей такие занятия, которые могли бы поддержать самооценку старых людей. Однако в исследованном доме престарелых не делалось ничего подобного, персонал чрезмерно опекал старушек, не давая им делать самостоятельно даже то, что они еще могли. Однако обитатели дома сами проявляли инициативу, например, одна старушка помогала другой отыскать ее комнату, ходя с нею от двери к двери и спрашивая ее: «Вот это не твоя комната?»; несколько старушек сами пришли в столовую, чтобы помочь исследователю накрыть на стол перед ужином, и кто-то из них втихаря сложил постельное белье, отобранное в стирку, аккуратной стопочкой (а до этого оно было брошено как попало); кто-то из обитателей дома почистил птичью клетку.
Людям, страдающим сенильной деменцией, достаточно сложно поддерживать беседу, ведь многие из них ко всему прочему еще и глухие. Но то, что они чего-то не могут, не означает, что они этого не хотят. Наблюдения показывают, что такие люди любят просто побыть рядом с теми, кто им нравится; несмотря на это, большую часть времени обитатели по крайней мере данного дома престарелых проводили в одиночку.
Вторая тема — отношения, длящиеся всю жизнь. Многие из обитателей дома престарелых приглашали исследователей к себе в комнату, где показывали фотографии близких. И хотя они не всегда могли вспомнить, как зовут человека, изображенного на фотографии, и в каком родстве они состоят, им, несомненно, было важно чувствовать свою принадлежность к семье. Однако помимо гордости и радости эти значимые отношения приносили им тревогу, разочарование и боль (например, одна старушка все время безуспешно пыталась отпереть входную дверь в здание и отправиться на поиски своего мужа, умершего несколько лет тому назад).
Для обитателей дома престарелых важны были также такие темы, как общее домашнее пространство, отношения заботы и устойчивые отношения между обитателями дома престарелых.
Слабоумие влияет на интеллект, но оно не затрагивает человеческий дух и то, что так важно для человека в отношениях: потребность в любви, принятии, близости, общении.
1. Bella L. (1992). The Christmas Imperative, Halifax: Fernwood.
2. Callahan M., Brown L., McKenzie P. & Whittington B. (2003). «Knitting up the raveled sleeve of care». Grandmothers making families with their grandchildren
http://www.ucs.mun.ca/~lbella2/chapter15.htm
3. Carson J., Voelkl J. & McGuire F. (2003). A Special Care Unit: Family Making Among Older Adults with Dementia. http://www.ucs.mun.ca/~lbella2/chapte10.htm
4. Eichler M. (1986). Families in Canada Today: Recent Changes and their Policy Consequences, Gage: Toronto.
5. Eichler M. (1997). Family Shifts: Families, Policies and Gender Equality, Toronto: Oxford University Press.
6. Gilligan C. (1982). In a Different Voice, Cambridge: Harvard University Press.
7. Hanson L. (1997). Family Problematics: A Crucible for Sociology, International Journal of Sociology of the Family, 27:1, 1–12.
8. Popenoe D. (1988). Disturbing the Nest: Family Change and Decline in Modern Societies, New York: De Gruyter.
9. Tronto J. (1993). Moral Boundaries: A Political Ethic of Care, London: Routledge.
10. Whittington B. (2003). Campus Families: Community Garden, Culture Club, Conversation and Celebration http://www.ucs.mun.ca/~lbella2/Chapter8.htm
В целом приведенный выше материал можно рассматривать не столько как пример метода работы, сколько как этнографическое обозрение: «как это делается у них», опыт рефлексии одного из фундаментальных социальных институтов в канадском обществе. После того, как Канада перестала быть доминионом Великобритании, эта страна развивается в сторону инклюзивности, толерантности, признания различий и предоставления людям возможности выбирать и реализовывать предпочитаемую историю собственной жизни. Для того, чтобы подобный выбор был возможен, само собой разумеющиеся «устои общества» должны быть эксплицированы, деконструированы.
Подход к семьеведению, отраженный в этом обзоре, является достаточно непредвзятым; его разработка — следствие необходимости преодоления косных представлений о семье, доминировавших в канадской системе социального страхования и социальной поддержки до недавнего времени.
Традиционный подход к семье — в большей степени «обществоцентрический», то есть политический. Например, в своем учебнике «Психология и психотерапия семьи» (3‑е издание, издательство «Питер», 2001 г.) Э.Г.Эйдемиллер и В.В.Юстицкис цитируют определение семьи, данное Н.Соловьевым в 1977 году в его книге «Брак и семья сегодня»: «Семья — ячейка (малая социальная группа) общества, важнейшая форма организации личного быта, основанная на супружеском союзе и родственных связях, то есть отношения между мужем и женой, родителями и детьми, братьями и сестрами и другими родственниками, живущими вместе и ведущими общее хозяйство» (цит. по.: Эйдемиллер, Юстицкис, 2001, стр. 20). Согласно данному определению, в состав семьи входят только родственники по крови и по браку, семья рассматривается как некий объект, вещь, имеющая начало и конец; нечто может быть названо семьей, если оно соответствует определенным критериям структуры и функционирования. (Удивительно, что в этом учебнике нам не удалось найти упоминаний о ритуалах как средстве поддержания идентичности семьи как целостности). Данное определение исключает те типы семей, которые не свойственны для нашей (европейской, иудео-христианской) культуры, — несмотря на то, что достаточно большой процент жителей России — мусульмане, которым традиция позволяет иметь до 4 жен (при условии, конечно, что мужчина способен их содержать). В некоторых культурах романтическая любовь не является необходимым и достаточным основанием для создания семьи, брак заключается на основании договора между главами родительских семей. Если взглянуть на приведенные в учебнике Э.Г.Эйдемиллера и В.В.Юстицкиса функции семьи, например:
«Воспитательная функция семьи состоит в том, что удовлетворяются индивидуальные потребности в отцовстве и материнстве; в контактах с детьми и их воспитании; в том, что родители могут «реализоваться» в детях. В ходе выполнения воспитательной функции семья обеспечивает социализацию подрастающего поколения, подготовку новых членов общества»;
«Хозяйственно-бытовая функция семьи заключается в удовлетворении материальных потребностей членов семьи… в ходе выполнения семьей этой функции обеспечивается восстановление затраченных в труде физических сил»;
«Сексуально-эротическая функция — удовлетворение сексуально-эротических потребностей членов семьи. С точки зрения общества важно, что при этом семья осуществляет регулирование сексуально-эротического поведения ее членов, обеспечивая биологическое воспроизводство общества», и др. (там же, с. 20–21) —
можно увидеть, что семья носит во многом инструментальный характер, она — не столько самоценность, сколько средство для обеспечения индивидуальных внутренних психологических и материальных потребностей людей, а также для обеспечения государства новыми членами общества, регулирования их поведения (в этом, вполне марксистском, смысле семья выгодна государству, так как имеет в первую очередь экономическое значение; стоит помнить об этом, рассматривая различного рода призывы как «восстановлению семейных ценностей»). Интересно, что вышеперечисленные функции отражают, кроме всего прочего, родителецентрический подход к семье, который явно делает положение взрослых более привилегированным, чем положение детей; последним отводится роль средства для удовлетворения родительских потребностей в отцовстве и материнстве (мы, в свою очередь, оспариваем представление о существовании имманентно присутствующей у человека потребности в родительстве).
Этим материалом мы хотели бы напомнить читателям (прежде всего, психологам) о том, что типология не невинна (выражение Б.Д.Эльконина); рефлексия и деконструкция — необходимые составляющие нашей работы, так как сами категории, которые мы используем, работают на становление и укрепление определенных историй о семье и сопутствующих практик. В рамках постнеклассического, конструктивистского подхода мы осознаем, что, используя некую схему для познания социального объекта, мы не только изучаем его, но и формируем.
Лесли Белла и ее коллеги олицетворяют пример того, что ученые как создатели и распространители знания (которое, по мнению М.Фуко, есть власть) являются тем самым вольно или невольно агентами социальных реформ, и это требует от них осознания собственных ценностей, идей и практик. В обзоре работ Лесли Беллы и ее коллег говорится о «семьении» как процессе, существующем у каждого человека непрерывно. У человека в отдельно взятые моменты жизни наличествуют различные состояния «семьения», причем не с одними и теми же, а с разными людьми. Семья — это качество отношений, а не формальные связи между людьми. Когда мы исследуем семью (особенно, если наша цель — помочь людям изменить жизнь в желаемом направлении), нам следует обращать внимание именно на текучие, процессуальные критерии качества отношений — в настоящем и желаемом будущем.
Филипп Барский, Дарья Кутузова
[1] Материалы этой исследовательской группы на английском языке представлены в Интернете по адресу: http://www.ucs.mun.ca/~lbella2/family_making.html
[2] Л.Белла употребляет термин family making, который можно было бы максимально адекватно перевести на русский язык неологизмами «семьеделание», или даже «семьение» (по аналогии с «роением» и «гнездованием») — мы семьимся, вы семьитесь и т.п. Но в данной статье мы решили пожертвовать точностью и выразительностью термина ради сохранения стилистики русского языка.
[3] Нуклеарная семья — совместно проживающие представители двух поколений: родители и дети.